Ант Скаландис - Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]
— Ну, положим, это еще не доказано, ты слишком торопишься, Верба.
— Извини, ты мне сам велел поторапливаться. Новый год настает, вместе с ним переворот! Хорошие стихи?
— Замечательные. Только я все равно не понимаю, при чем здесь Седой, то есть тот человек, который убил Машу Чистякову и ее родителей. Ведь больше мы ничего достоверного о Седом не знаем. При чем здесь он?
— О, мон женераль! Этого вам, я боюсь, не понять никогда! Правда, Тополь, я вполне серьезно. Мне ведь уже не нужны никакие доказательства. Я их для вас теперь собирать буду. А сама я поняла еще весной в каком-то смысле с подачи Анжея, что Никулин был подослан ко мне Седым точно так же, как через год был подослан Паоло под видом Бернардо. Понимаешь, за всю мою жизнь у меня было только два настоящих мужчины, которые любили меня и которых любила я, — Хвастовский и Малин. Оба они появлялись в самый последний момент, чтобы спасти меня… нет, не от смерти — от Седого. А Седой не делает мне смерти. Он желает чего-то другого. Если бы я была верующим человеком, я бы сказала, что он охотится за моей душой, потому что он — дьявол. Но так уж вышло не верю я ни в Бога, ни в Князя тьмы.
Тополь смотрел на нее сочувственно и печально.
— Слушай, Леня, только не надо звонить Пальме — попросила Верба. — Оставь мое здоровье и мою психику на совести доктора Ковальского. Подумай лучше об итальянском нюансе в судьбе Игната Никулина.
— Как раз о нем я и думаю, — неожиданно сказал Тополь. — Все-таки очень интересно, что по этому поводу скажет Дедушка.
— Мне тоже интересно. Но Дедушка не выходит на связь. И потом последний всплеск его откровенности увял вместе с последним же всплеском сексуальной активности. А как он любит помолчать о некоторых вещах, мы знаем. Конечно, я еще доберусь до Дедушки, обязательно доберусь. Что ты, меня не знаешь? Но только вначале я должна поговорить с Никулиным.
— А потом с Вициным и Моргуновым, — задумчиво проговорил Тополь.
— И с псом Барбосом, — добавила Верба. — Ты уже понял, наверно, мне хотелось выманить его на Лубянку как бы по поводу зятя. Он приходит, и тут появляюсь я — вся в белом. Но болтливый алкоголик Редькин все испортил. Никулин теперь знает, что я ищу его. И как поведет себя этот старый матерый волк — одному Богу известно.
— Он еще не удрал? — встрепенулся Тополь.
— Нет. И не проглотил яд. И покушений на него не было. Я разрешила вечером Редькину позвонить домой жене, успокоить. Тесчим — так он зовёт своего тестя — ведет себя тихо-мирно. О том же сообщает и Меньшиков.
— Ага, — сказал Тополь, — там уже и Кирилл. А я как раз хотел тебе посоветовать направить туда его группу. Что ж, в сложившейся ситуации, думаю, надо ехать к этому итальянцу Никулину прямо завтра.
— Что это ты вдруг так переменил свое отношение к моим личным проблемам? — поддела его Верба. — Почуял серьезную угрозу национальной безопасности?
— Да нет, — не растерялся Тополь, — просто, пока твоих детских капризов не выполнишь, ты же все равно никому работать не дашь. А работать надо — через три дня переворот, п-понимаешь.
— Скотина ты, Горбовский, — сказала Верба, вставая. — Ладно, поеду я.
— Забыл рассказать, — поведал Тополь уже в прихожей. — Последняя хохма из коридоров Лубянки. Оказывается, Григорьев интересовался аж у самого Скуратова, нельзя ли тебя привлечь к уголовной ответственности за превышение пределов необходимой самообороны шестнадцатого октября на Рижском шоссе.
— Этот Григорьев скоро у меня допрыгается, — улыбнулась Верба. — Помнишь, что я обещала с ним сделать?
— Помню, — сказал Тополь.
Глава двадцать пятая
За стеклянными стенами зимнего сада бушевала настоящая пурга, а по эту сторону среди олеандров и глициний было тепло, тихо и уютно. Восемь главных фигур будущего переворота сидели в мягких креслах с бокалами горячего вина, а сам Ларионов сидеть уже не мог. Он бродил меж экзотических деревьев, как тигр в уссурийской тайге, почуявший приближение человека. Потом наконец остановился и начал яростно рубить воздух ладонью:
— Я уже не понимаю, кто кому дышит в затылок. Я выслушал вас всех, и я не понимаю! С августа месяца мы планомерно давим этот проклятый РИСК, добиваемся значительного свертывания их операций и уменьшения их влияния во всех сферах. И вдруг в конце декабря в Москве появляется Малин, как ни в чем не бывало занимает свой кабинет на Лубянке…
— Двойник Малина, — робко поправил представитель ФСБ, условное имя — Резидент.
— А какая разница? Вы мне скажите, какая разница?! — кипел Ларионов. — Если он за два дня накатал пять приказов и девять инструкций по Двадцать первому главку, из которых половину я даже не смог получить в виде копий! Но уже из той информации, которой мы располагаем, вполне очевидно следует, что наши планы под угрозой. А мы должны брать власть в ночь на первое января, иначе момент будет упущен.
— В семнадцатом году это называлось «промедление в выступлении смерти подобно», — проворчал член правительства (условное имя — Министр), не слишком рассчитывая быть услышанным.
А Маршал, на самом деле генерал Генштаба, шепнул Комиссару, генералу МВД:
— Тоже мне, Фидель Кастро нашелся!
— В своей любви к новогодним представлениям Фидель не одинок, — поддел его милицейский начальник. — Кажется, в вашем ведомстве тоже любят под бой курантов брать мятежные города силами одного парашютно-десантного батальона.
— Кто, черт возьми, мог сообщить Кузьмину о моем участии в заговоре? — продолжал бушевать Ларионов. — Кроме агентов РИСКа — некому.
— Альберт Михалыч, но я же докладывал, — обиженно напомнил Резидент, — в Двадцать первом главке ничего о вас не знают.
— А, бросьте! Я уже не верю в это.
— И напрасно, — гнул свое Резидент. — Кузьмин был очень информированным человеком, он мог и сам догадаться о вашем участии, элементарно вычислить его.
— Ладно, — процедил Ларионов, — за догадливость тоже расплачиваться надо. А вот что делает в фирме Кузьмина эта… «вдова» Разгонова? Она никак не связана с риском?
— Исключено, — откликнулся Инструктор, представитель службы Коржакова. — Исключено по определению. Но мы на всякий случай и это проверяли.
— Тогда, может, просто закрыть фирму Кузьмина, если все равно ни одна сволочь не может понять, как происходит утечка информации? Закрыть — и точка.
— Господь с вами, шеф! — ужаснулся вор в законе по кличке Банкир и действительно президент крупного банка. — Это же основной канал поступления финансов на весь проект. Или вы уже придумали, как вернуть обратно в Москву все чеченские деньги?
Ларионову очень не нравилось, как они все разговаривают с ним. Пожалуй, только Депутат, бывший председатель одного из думских комитетов, вел себя прилично: сидел молчаливо, почтительно и ждал указаний. Да еще верный его помощник Горец не вызывал сомнений. В отсутствие ребят из «девятки» на особо секретных совещаниях именно ему доверял Высокий Шеф роль «прикрепленного».
На кого опереться, на кого? Умные предают продуманно, дураки подставляют по глупости. Проверку временем не выдерживают ни те, ни другие. А делиться деньгами и властью не хочет никто и никогда. Выход один: все делать быстро. Люди поддержат, люди устали ждать.
Если правильно говорят, что чем больше актер, тем длиннее пауза, то Альберт Ларионов был великим актером. После риторического вопроса Банкира он молчал минут пять. И все молчали.
— Выход один, — сообщил наконец Высокий Шеф, — изменить дату на более раннюю. В ночь на тридцать первое все должно быть кончено. Вопрос ко всем: как вы оцениваете нашу готовность? Говорят только те, кто считает, что мы не готовы. И конкретно, по существу — что необходимо сделать.
— Обналичить деньги, — сказал Банкир.
— Это плановое мероприятие, — кивнул Ларионов. — Дальше.
— Уничтожить архивы, — напомнил Комиссар.
— Успеваем. Еще?
— Организовать пресс-центр, — сказал Депутат.
— Правильно. Еще!
— Арестовать охрану всего высшего руководства службы РИСК, — поднял голову Резидент.
— Вот! — воскликнул Ларионов. — Я ждал этого предложения. Намекните Григорьеву, что Горбовский собирается расформировать ФСБ. Григорьев поверит и пойдет наверх. Для ареста всей охраны будет достаточно санкции Барсукова и визы Коржакова, а Александр Васильевич после летнего разговора с Малиным, уверяю вас, поставит ее.
Инструктор согласно кивнул.
— Когда охрану снимут, — продолжал Ларионов, — мы пустим штурмовиков Саркиева для физического уничтожения этих злосчастных деревьев. А отвечать за все буду я и только я.
«Говорит прямо как Гитлер», — подумал Банкир и удивился собственной эрудиции.
![Ант Скаландис - Точка сингулярности [= Миссия причастных]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)